Сегодня я предлагаю нашим читателем статью двух наших ученых, живущих ныне в Америке.
Федор Богомолов

Профессор института Куранта Нью-Йоркского университета, в прошлом ведущий научный сотрудник отдела алгебры Математического института им. Стеклова РАН, доктор физико-математических наук
*********
Юрий Магаршак

Юрий Магаршак окончил Ленинградский университет по кафедре теоретической физики и аспирантуру у член-корреспондента Михаила Волькенштейна. Был заместителем председателя Совета молодых ученых и вузов Ленинграда, вел круглые столы "Горизонты науки" в Центральном лектории, руководил секцией биофизики в Ленинградском отделении общества "Знание". С 1988 года живет в США, имеет степень доктора философии. Работает в области высоких технологий.
*******

Федор Богомолов, Юрий Магаршак
Язык мировой научной элиты XXI века русский?

Неисповедимы пути культуры. Иногда она победоносно идет по миру вместе с военными успехами народа. Иногда как это ни удивительно за военным поражением нации. Клио, муза истории, дама прихотливая, и у нее на уме совсем не то же самое, что у бога войны Марса. Бросив взгляд на Историю с этой точки зрения, обнаруживаешь поразительные вещи. Греческий язык был разнесен по миру войсками Александра Македонского, латынь шла за римскими легионами, английский язык плыл к далеким землям Индии, Африки и Австралии вместе с победоносными кораблями британского флота, так же как язык испанский приплыл в Новый Свет не сам по себе, а с мечами конкистадоров, это бесспорно. Но с другой стороны:

Растоптанная Римом Греция сделала свою культуру и язык культурой и языком завоевателей.

Маленькая Иудея, уничтоженная Римом до такой степени, что по территории ее столицы Иерусалима прошли бороной, уничтожила Рим, ибо из ее недр вышла религия, завоевавшая Римскую империю, и не только ее!

Франция Людовика XIV не одерживала вроде бы сногсшибательных военных побед. И культура окружающих ее стран Испании, Англии, Германии была как будто ничуть не ниже. И вдруг французский язык сделался языком культурной Европы настолько, что даже в далекой России правящий класс заговорил по-французски, да так основательно, что спустя полтора века героиня величайшей поэмы, когда-либо написанной по-русски, пишет письмо возлюбленному по-французски, ибо "она по-русски не умела".

Есть и другие примеры. Но давайте внимательнее приглядимся к этим, считая что sapienti sat все, что больше трех. Зададимся вопросом и попробуем получить ответ на него: каким образом без единого выстрела, а в первых трех примерах даже в результате сокрушительного военного поражения язык и духовные ценности той или иной нации могут перейти в стратегическое интеллектуальное наступление?

В порабощенной Греции это чудо было сотворено горсткой философов, ученых и ораторов, которые, будучи привезенными в Рим (в качестве рабов!), завоевали хозяев. Интеллектуально завоевали. Ибо греческий язык стал языком, на котором обязательно должен был говорить образованный италиец, а мрачное мировоззрение Рима с легендами о кормящих грудью основателей города волчицах и строгой деревенской моралью Катона Старшего было в корне преобразовано очарованием греческого мировоззрения (вспомним хотя бы Диан с множеством грудей римской архаики и сравним их со скульптурами того же и даже более раннего времени Артемиды, богини-охотницы. Что между ними общего, чтобы отождествить? Да ничего. Кроме почти фанатического желания римлян быть причастными к культуре порабощенного ими народа!)

В порабощенной римлянами Иудее нашлось несколько человек (мы даже можем сказать совершенно точно, сколько их было: двенадцать), которые верили в то, что могут духовно преобразить мир. Перед ними стояла махина римской армии, налаженное колесо принуждения, цирки (ничего себе цирки в них ежедневно прилюдно убивали сотни людей не только как развлечение, но и как назидание) и распятия вдоль Аппиевой дороги, империя по имени РИМ, при звуке имени которой прочие провинции дрожали и не помышляли даже о малейшем сопротивлении. Но эти двенадцать человек верили в то, что могут сокрушить империю. И во второй раз сокрушили победоносные римские армии, спустя четыреста лет после греков, завоевав Рим сначала духовно, а затем и буквально, сделав свою веру верой Империи и ее повелителей.

А что произошло во Франции? При Людовике XIV несколько высокородных женщин открыли салоны. Всего лишь салоны! В которых смешался глас рассудка с блеском легкой болтовни, а под маской гривуазности обсуждалось все на свете: от этики и этикета до греческой демократии и мироздания. Причем посещались эти салоны и аристократами, и писателями, и философами, и учеными (которые стали пользоваться общественным уважением примерно в это же время но не ранее). Это было как бы непрерывное состязание в изяществе речи и остроте мысли, как бы ежедневный интеллектуальный фейерверк! И что же? В этих салонах, как в кузнице, был выкован французский язык, встав на который, как на фундамент, явились поэты, философы, драматурги, очаровавшие, преобразившие и покорившие Европу.

Из этих примеров видно, как много может сделать небольшая или сравнительно небольшая группа людей, находящихся даже в экстремально неблагоприятных условиях, при соблюдении двух условий: во-первых, если им есть что нести другим народам и людям, и, во-вторых, если в них есть неколебимая вера или, говоря на языке пришибленного неверием в веру двадцатого века, пассионарность и оптимизм.

После этого мини-экскурса вернемся в наши дни и обратимся к России. В отличие от французского русский язык, на котором говорят образованные люди, ковался не один век. Начнем с Петра. Как это ни покажется странным, Великий Преобразователь стоит и у истоков современного русского языка. Петр Великий, казалось бы, произвольно отменил часть букв и ввел другие. Но ведь если бы он не сделал этого, и Блок, и Чехов, и Марина Цветаева были бы совершенно иными, если бы вообще были! А если бы государь запретил ввел иные буквы ведь Петр не был лингвистом?! Какой бы сегодня был русский язык тогда? Информация к размышлению, выходящая за рамки данной статьи.

Затем на протяжении почти века русский язык в целом шел в направлении сближения с европейскими (голландский, немецкий) вспомним тяжелые придаточные Ломоносова и Тредиаковского, неуклюжий для современного уха нарочитый порядок слов... И вдруг он был совершенно преобразован. Кем? Разумеется, Пушкиным. Но что стратегически важно: язык, на котором говорил Пушкин и в который он, как Моисей, выведший народ из Египта, повел за собой всех нас, резко выбивался из европейской традиции, которая совершенствовала языки в направлении логики, структурирования и ясности высказанного на них. Тогда как язык Пушкина с его свободой строя предложения, вторым и третьим смыслом чуть ли не каждой фразы поощрял ее глубину и прозрачность, ставшие плотью и кровью русской литературы и русской ментальности вообще.

Говоря обобщенно и приблизительно, европейские языки стремились в первую очередь быть языками мужскими. Тогда как русский язык причем не просто русский язык, а язык образованного класса сочетает в себе и мужское, и женское начала, и интуицию, и логику, как сказали бы китайцы, и янь, и инь так же, как человеческий мозг. Причем переход со строго логического русского языка на язык интуиции может происходить плавно, лингвистически и стилистически незаметно, иногда даже внутри одного предложения! Эти тенденции сохранения в языке и интуитивного, и логического начал в следующих поколениях вплоть до наших дней сохранялись и совершенствовались. Сравните язык Достоевского, который в ХХ веке в Европе принято сравнивать с квантовой механикой (и абсолютно непереводимый на европейские языки, несмотря на множество замечательных переводов), с языком Чехова, ясным и четким! Или сравните структуру предложений Хармса и Ахматовой, Платонова и Лескова. Да ведь это как бы совершенно разные
русские языки и в то же время один. Грамматически выверенный язык образованных русскоговорящих людей.

А теперь обратимся как бы к другому, а на самом деле к тому же самому. Давайте сравним в самых общих чертах язык петербургский и язык московский. Даже просто приезжая в Москву, еще на Ленинградском вокзале начинаешь говорить значительно менее упорядоченно и более раскрепощенно, чем проходя по коридору Двенадцати коллегий. Перемещение из Москвы в Петербург производит обратную трансформацию. Дух города меняет язык, и с этой точки зрения спор о том, кто лучше и кто нужнее России Петербург или Москва, бессмыслен. Правильный ответ: оба! Москва и Петербург это как бы инь и янь русской души. Петербург это европейская строгость среди русской вольницы всего на свете, язык московский это как надеваемый поверх кринолина тулуп, в котором над порядком в каждом предложении витает вольность русского пространства и даже закоулков Старого Арбата, странствуя по которым не знаешь, куда забредешь, словно они дорожки русских сказок или магистрали русской души.

Российская империя пала. С приходом к власти большевиков интеллигенция по большей части выехала из страны, как если бы с фрегата, плывущего на всех парусах в тридевятое царство, сбежала команда. И что же? Русский язык образованного класса возродился из пепла, как феникс. Он ковался в страстных дискуссиях на научных семинарах в контрасте не только с мертвечиной партийных собраний, но даже с конференциями, проходящими на Западе (где вежливость и корректность акциденция не только стиля речи, но и самого мышления). А также на перекурах, на кухнях и даже в общественном транспорте, где споры, естественно, продолжались. При этом торжествовала совершенно невозможная в США и Европе (где секрет фирмы, know-how и приоритет превыше свободного распространения знаний) открытость и это при тотальной секретности, пронизывавшей общество! В обстановке научно-интеллектуальной свободы в политически несвободной стране возникли многие идеи, которые на Западе только сейчас пробивают себе дорогу
. Родился новый русский язык, в котором эмоция, интуиция и научное мышление сосуществуют. И язык этот стал языком советской интеллигенции, которая в начале девяностых вдруг разлетелась по всему миру, как если бы открылась крышка кастрюли-скороварки (сравнение С.П. Капицы). Всего за несколько лет русскоязычная научно-техническая элита стала мощной силой повсюду, за исключением своей Родины. В частности, эмиграция из СССР оказалась самой успешной за всю историю Соединенных Штатов за все времена. Настолько успешной, что некоторые исследователи связывают небывалый подъем американской экономики эпохи Клинтона с массовым приездом ученых и вообще интеллектуалов из бывшего СССР.

Русский язык развивался не в направлении увеличения строгости, как языки европейские, а руководствуясь возможностью максимальной гибкости, стремлением не ограничить эмоциональность в грамматически правильно структурированных предложениях, а наоборот всячески поощрить ее. Дихотомию "Точность против Широты" Алексей Паршин предложил рассматривать как параллель с принципом дополнительности в квантовой механике: увеличение одного может происходить только за счет уменьшения другого. И сегодня, в XXI веке, вдруг оказалось, что присущие русскому языку качества уникальны и чрезвычайно ценны! Более того, в сочетании с европейским стремлением к точности они порождают своего рода квантовую механику познания и созидания.

Сегодня большинство конференций и семинаров в Европе проводится по-английски. Но что характерно: многие наиболее эмоциональные дискуссии, которые затрагивают terra incognita, идут на русском языке. Характерный пример: один из аспирантов MIT, эмигрировавший из Венгрии, жаловался, что он страдает от того, что не может полноценно участвовать в дискуссиях на русском языке, насильственному обучению которому он сопротивлялся 15 лет своего обучения в Венгрии. Это отнюдь не случайно. Европейские языки сегодня повязаны полит- и прочими корректностями, отражаемыми и в структуре предложений, и в речи, и что еще более важно в организации мышления. Русский язык более универсален. Россия, "страна с изумительно гибким языком, способным передать тончайшие движения человеческой души, с невероятной этической чувствительностью (благой результат ее в остальном трагической истории), обладала всеми задатками культурного, духовного рая, подлинного сосуда цивилизации" (Иосиф Бродский). Отметим,
что для полиглота XVIII-XIX веков разделение языков по специальностям было естественным: один язык для одного, другой для другого мысль, которую ярко (и несколько грубовато) сформулировал Фридрих Великий. В наше время культурной, полит- и прочей корректности никто не решится сделать подобное заявление. Однако с появлением целого поколения образованных людей, свободно говорящих на многих языках (в том числе и на русском), вопрос о месте русского языка в общемировой культуре приобретает исключительную остроту. Один доминирующий (в настоящее время английский) язык способствует однобокости развития цивилизации.

Зададимся вопросом: что в науке сегодня важнее логика или интуиция? Ответ: и то, и другое. В начале XXI века количество знаний перешло в новое качество, в котором строго логичный подход в познании невозможен хотя бы потому, что число непознанных областей множится с каждым днем. Зона неведомого с каждым днем расширяется, ибо с преумножением знаний ширится и граница с незнанием. На строго логичный подход ко всему, что необходимо познать или сотворить, и тем более на строгий анализ всех возможных возможностей ни жизни, ни всех мировых финансов не хватит. Американский подход, при котором надо быть на каждом этапе как можно более точным и каждая ошибка наказуема, является далеко не единственным. Европейский подход проблема отдельная, и вообще это больше чем одна проблема ввиду множественности европейских стран, культур и языков; но уже тот факт, что европейские интеллектуалы тысячами уезжают в Америку, а также то, что для того чтобы ученая степень, полученная в любой европейск
ой стране, ценилась в Европе, необходимо поработать в Штатах, уже ответ, при котором все остальные не имеют значения. Русский подход, при котором к истине можно приближаться как бы в тумане, постепенно просветляя его, контролируемо фокусируя и расфокусируя Фотоаппарат Мысли, меняя высоту ее "полета", является не менее эффективным и значительно более гибким.*** (См. сноску)

Недавно от очень известного человека, не имеющего, казалось бы, ничего общего ни с русским языком, на котором он не говорит, ни с Россией, в которой он никогда не был, мы услышали: "Сегодня интеллигенция как класс имеется только в одной стране мира в России, и подумав, добавил: и немножечко во Франции".

Вдумаемся в эти слова: ведь они не могут не вдохновлять!

Русский язык может стать научным языком XXI века. А может быть, и языком интеллектуальной элиты мира вообще. Уважение к русскому языку, основанное на великой литературе прошлого, по-прежнему огромно. К этому следует присовокупить тот факт, что далеко не все (например, не Германия, не Испания, не Италия и не Франция) в восторге от доминирования английского языка. В русском языке есть изначально присущие ему качества, которые в других языках отсутствуют и которые сегодня востребованы на интеллектуальном рынке. Если в чем-то сегодня Россия является империей, то это империя культуры. Великой русской культуры, включая, разумеется, и язык. Можно ли использовать этот естественный потенциал для организации всемирного наступления русского языка? При поддержке государства, когерентных целенаправленных действиях правительства, президента, законодателей, большого и малого бизнеса и, разумеется, русскоязычных ученых во всех частях мира, бесспорно. Давайте будем пассионарны не на поле бран
и, а на поле мысли. Только притягательность русской культуры, достижения российской науки и технологий и использование русского языка как международного языка образованного сообщества могут снова сделать нас сверхдержавой.
--------------------------------------------------------------------------------
***Например, уже то, что в русском языке есть непереводимое на западные языки ключевое для понимания русской культуры понятие ПРАВДЫ как субъективной истины, несомненно, чрезвычайно полезно в науке как методология познания и подход ко всему на свете. Ибо от правды к Истине можно прийти, но от вечной и объективной истины к субъективной правде никогда. Русский занимается правдоискательством, в то время как человек Запада ищет истину, а это совсем не одно и то же. Русский метод познания по сравнению с американским это примерно то же, что переход от квантовой механики к ньютонову детерминизму. В котором русский путь своего рода квантовая механика познания является намного более гибким, универсальным и прагматичным.

Источник: "Знание - сила", июль 2004 г.

Всего доброго,
А.Я.Воронов