Памяти Пятигорского

Учитель, но не жизни, а мышления.

В Лондоне на 81-м году жизни умер Александр Моисеевич Пятигорский, философ, востоковед, писатель и без всякого преувеличения – один из ярчайших отечественных мыслителей XX века. Так можно сказать, хотя без малого 40 лет он провел вне отечества, вынужденный эмигрировать из СССР в начале 70-х. Он умер от сердечного приступа, и все, кто был с ним знаком, кто знал его повышенную эмоциональность – он всегда говорил так, как будто доказывал сотням, а то и тысяче сомневающихся, думающих совершенно не так, как Пятигорский, – наверное, удивились: хорошее было все-таки у него сердце, дало возможность пожить, поговорить и стольких людей очаровать. Очарование его устного существования было неотразимым. А устать его слушать было невозможно.

Он родился в 1929 году в Москве, окончил философский факультет МГУ, его специальностью и, надо сказать, особой любовью была восточная философия. К концу жизни он стал и сам похож на индийца, так что не случайно Отар Иоселиани снял Пятигорского в роли магараджи в «Охоте на бабочек». Что касается любви к родному городу, то в ней он с философской ясностью расписался в одной из своих книг – романе «Философия одного переулка».

Пятигорский стал одним из основателей Тартуско-московской семиотической школы, в появлении которой не было чего-то открыто оппозиционного советской власти, ее, в общем, даже и признали, давали проводить конференции, издавать книги, но дух свободного мышления, разумеется, власти был неприятен. А Пятигорский кроме науки, со всей страстностью мыслителя, то есть чрезвычайно убедительно и логично, защищал гонимых, то есть занялся правозащитной деятельностью. В итоге – эмиграция. Говоря о значении Пятигорского, о нем самом, кто-то очень точно заметил – он был философом в изначальном, греческом, древнеиндийском смысле: учитель, но не жизни, а учитель мышления. Пятигорский существовал в диалогах, которые – если бы он жил в Древней Греции – непременно дошли бы до нас в записях учеников.

Кирилл Кобрин уже успел вспомнить замечательный рассказ Пятигорского о том, что, работая в московском Институте востоковедения, он в ответ на вопрос, чем занимается здесь, ответил: «Ищу адекватную форму существования для своего мышления». Это так созвучно простым и вечным философским истинам – про «мыслю, следовательно, существую».

Сегодня, когда так много и банально требуют от науки практических результатов и практического смысла, кстати будут слова Пятигорского о практике: «Как философское понятие практика – это никак не применение теории к жизни или к какому угодно виду социального действия, экономике, политике, культуре. Считать так будет не только методологической ошибкой, но и непростительной пошлостью, потому что практика – не сумма действий», для нее характерен «прежде всего способ осознания образов действия, которые следуют или, точнее, могли бы следовать из данной теории или вообще из любого полученного знания, необязательно теоретически сформулированного».